Ледяная вода обжигала пальцы, но краска под ногтями не смывалась. Андрей яростно тер руки, будто пытался стереть не только пигмент, но и воспоминания. Так же безуспешно, как двенадцать лет пытался забыть тот роковой разговор с отцом.
Открытка пришла утром. Небольшая, с репродукцией "Звёздной ночи" Ван Гога на лицевой стороне. Ирония судьбы — отец, всегда презиравший его увлечение живописью, выбрал именно такую. На обороте — единственное слово, выведенное знакомым аккуратным почерком:
"Прости."
Двенадцать лет назад всё было иначе. Только что получивший диплом юриста Андрей стоял в кабинете отца — успешного адвоката.
— Владимир Семёнович ждёт тебя завтра в девять, — отец даже не поднял глаз от документов.
— Пап, мне нужно с тобой поговорить.
Тишина повисла тяжёлым грузом, когда Андрей произнёс:
— Я не пойду к Владимиру Семёновичу. Я не хочу быть юристом.
Отец медленно поднялся из-за стола. Его лицо сначала выражало недоумение, затем — гнев.
— А кем же? — голос дрожал от сдерживаемых эмоций.
— Художником.
Последовал взрыв. Пять лет учёбы! Будущее семьи! Отец кричал о нищете, о бесполезности такого выбора. Андрей пытался показать свои работы, но отец отшвырнул папку, как мусор.
— Это хобби, не более!
— Это моя жизнь!
Ссора длилась часа два. Последней каплей стало упоминание матери.
— Мама бы меня поняла!
Отец побледнел.
— Убирайся. И не возвращайся.
Дверь захлопнулась за спиной Андрея на двенадцать долгих лет.
Теперь, глядя на открытку, Андрей вспоминал, как после смерти матери отец замкнулся, стал жёстким и непримиримым. Возможно, он просто боялся потерять и сына, пытаясь контролировать его жизнь.
Андрей подошёл к мольберту и снял покрывало с портрета. Год работы по памяти — строгие черты лица, но грустные глаза. Таким он запомнил отца — не злым, а потерянным.
— Пришла открытка, — сказал он жене Марине. — От отца.
Она молча обняла его.
— Он стареет, — прошептала Марина. — Осознаёт свои ошибки.
— Двенадцать лет... Не слишком ли поздно?
— Для любви никогда не поздно.
На следующий день Андрей стоял у родительского дома. Казалось, время здесь остановилось — тот же забор, те же ставни, только потертые временем.
Дверь открыл поседевший, сгорбленный мужчина.
— Андрей? — голос дрожал.
Они молча смотрели друг на друга, затем отец шагнул вперёд и обнял сына.
В гостиной на стене висели детские рисунки Андрея.
— Я их сохранил, — просто сказал отец.
За чаем они говорили о многом — о работе, о Марине, о картинах. Отец признался, что недавно пересмотрел свои взгляды.
— Ты был прав. И мама... мама бы действительно тебя поняла.
Когда Андрей подарил ему свой портрет, по щекам отца текли слёзы.
— Прости меня, сын.
— Я уже простил, пап. Давно.
Прошла неделя. Отец приехал в гости, познакомился с Мариной, восхищался мастерской сына.
— Талант, — покачал головой, разглядывая картины. — Настоящий талант.
Андрей улыбнулся:
— Мамин. И твой — немножко.
Они смеялись, строили планы на будущее. Двенадцать лет разлуки растворились, как утренний туман. Иногда нужно потерять, чтобы обрести по-настоящему. Иногда нужно молчать, чтобы услышать. И всегда стоит прощать — ведь это единственный способ вернуть потерянное время. Краска под ногтями наконец-то смылась.
